Жарко, черт, как же жарко! И влажно – простыни так и норовят прилипнуть к телу, а
еще голова сейчас разломится на множество мелких осколков, как и сердце
недавно. Горло сдавливается, будто
чьими-то цепкими лапами, так, что становится трудно дышать. Что же это со мной
такое? Сплю я или бодрствую?
Так влажно и дышать трудно. Что происходит? Тело будто налилось свинцом,
невозможно пошевелиться и жарко, черт, как же жарко! Меня то выбрасывает из
сознания, то тянет обратно. Это тяжело. Почему-то именно тебя позвал, едва раскрывая пересохшие губы.
-- Шерлок…
Я должен был провалиться во тьму, снова лишиться разума,
утонуть в этой жаре, но что-то удерживает меня на краю сознания, а именно
чья-то ледяная рука, почему-то лежащая у меня на лбу.
- У тебя жар, Джон. Еще немного, и ты просто сгоришь заживо,
твоя кровь свернется от запредельно высокой температуры, и ты умрешь в моей
постели.
- Я абсолютно здоров, - невнятно произнес я, конечно соврав.
Все тело нещадно ломило. Действительно, как я должен быть болен, раз у меня
звуковые галлюцинации? Надо же, прошло столько времени, а мой мозг
воспроизводит твой голос настолько идентично. Я попытался открыть глаза, но не
вышло – веки были точно деревянные.
- У тебя, похоже, повреждена голова, раз ты так говоришь. На
моей ладони будут ожоги.
- Тебе кажется. Твоя ладонь слишком холодная, ту не можешь
объективно судить…
Я не договорил, а рука пропала. Однако не успел я
разочарованно вздохнуть, как моего лба коснулось что-то другое, теплое, мягкое,
чуть шершавое. И именно в этот момент мое сознание предало меня, покинув.
***
Меня будили еще много раз, что-то вливали в рот и снова
оставляли одного. Хотя, иногда я чувствовал чье-то присутствие, чьи-то прикосновения
к липким от пота прядям на лбу. Должно быть, приходила миссис Хадсон, но у
меня, как и раньше, не было сил открыть глаза и проверить.
Я шел на поправку, это чувствовалось с каждым часом, с
каждой минутой, постоянно. Во мне просыпалось желание жить, хотя откуда бы оно
взялось, раз я еще недавно помышлял о самоубийстве?
В тот вечер я подал прошение о неоплачиваемом отпуске в
клинике, поскольку больше не мог совмещать работу и депрессию. Я собирался, как
и всегда по пятницам, напиться в одном баре, недалеко от Бейкер-стрит. Уже
после полуночи меня, пьяного, побитого и разбитого, выгнали на улицу под
проливной дождь. Не помню, как я добрался до дома, но когда оказался в постели,
моим единственным желанием было уснуть и не просыпаться никогда.
Интересно, долго ли я болен? В комнате было темно – толстые
бархатные шторы надежно оберегали спальню от солнечного света, и я не мог
сказать наверняка, какое сейчас время суток. На тумбе у кровати стоял ночник,
бросая блики на кувшин с водой и какие-то склянки с лекарствами. Вся комната
пропахла болезнью; я попытался встать, но от слабости во всем теле закружилась
голова. На ногу было все еще больно наступать, и я, кое-как опираясь на стенку,
вышел в гостиную. Горел камин. Языки огня танцевали беспокойно и очень быстро,
потрескивая; за окном сгущались сумерки, но было не темно.
В кресле сидел Шерлок Холмс. Я поморгал, чтобы лучше
привыкнуть к освещению – подумал, что это обман зрения, но нет, живой и
абсолютно здоровый Шерлок Холмс сидел в кресле, читая газету.
Либо у меня галлюцинации от большого количества лекарств,
либо мой организм не справился с болезнью и я сам не заметил, как умер. От
волнения я излишне оперся на больную ногу, и она, предательница, подкосилось, и
я рухнул на пол.
- Джон? Ну зачем ты встал с постели? Еще пару дней назад ты
был одной ногой в могиле!
Нет, я был определенно жив – боль в ноге была слишком
сильна, а у мертвых вряд ли что-то болит. Но Шерлок… Он говорил со мной строго,
как с нашкодившим ребенком, но, не отрывая взгляда от газеты. Это привычное
пренебрежение злило сильнее, чем обычно, возможно, потому, что Шерлок так долго
отсутствовал. Но я же сам видел, как он умер!
- Что здесь, к черту, происходит!? Что ты здесь делаешь!?
Одному Господу известно, как я ждал его. Изо дня в день придумывал
новые аргументы в пользу того, что он жив; я думал только о нем и ни о чем,
кроме него, но когда Шерлок предстал передо мной я не испытал ничего, кроме
злости и раздражения. Он мог бы хоть каким-нибудь способом сообщить, что жив!
Кое-как волоча больную ногу, я подошел к нему и вырвал газету из его рук и
Шерлок Холмс, наконец, посмотрел на меня. Усталость плескалась в его светлых
глазах, под которыми залегли темные круги; и вообще он выглядел как-то
неприкаянно, как выглядит бродяжный, ищущий свое место в жизни на просторах
бескрайней пустыни. Но никакой жалости его вид во мне не вызвал, я лишь еще
сильнее разозлился. Он, черт возьми, живой! И жил, скорее всего, прекрасно все
это время, возможно успел даже начать новую жизнь, жениться, пока я тут придумывал
все новые и новые способы самоубийства. Мне хотелось врезать ему, сделать
больно, чтобы знал, каково мне пришлось без него. Но по его взгляду я понял,
что он знал. Это же Шерлок Холмс, от него ничего не скроется.
- Я тут живу, Джон. Мне пришлось занять твою комнату,
поскольку в моей, почему-то умирал какой-то мужчина.
Шерлок пытался шутить, и это было… странно. Он пытается
разрядить обстановку? Шерлок? Человек, находившийся в Букингемском дворце в
одной лишь простыне? К черту!
Я даже не стал требовать от него каких-либо объяснений – это
абсолютно бесполезно, нечего и пытаться, я просто пошел прочь. Во мне звенела
обида, и я впервые за последние месяцы не хотел его видеть, хотя еще пару
недель назад я мог бы все отдать за это. Но Шерлок удивил меня – схватил за
руку и резко развернул к себе. Он улыбнулся немного грустно, всего лишь
уголками губ, но искренне. Кажется, в этот миг простить ему все: м долгое
отсутствие, и внезапное появление, и все, что было до этого. Руку Шерлок убрал
быстро, но в следующую секунду вложил в мою что-то деревянное.
- Это новая трость. Миссис Хадсон сказала, что свою ты
потерял, а я вижу, что тебе сложно ходить. Держи.
Трость была черная, гладкая и слишком элегантная для меня,
но мне стало настолько приятно от такой заботы, что я улыбнулся впервые со дня
смерти человека, стоящего сейчас передо мной.
|