Пустые часы. Пустые дни. Пустой взгляд совершенно бессмысленных глаз. Искусно сделанная из дерева рука тянется, чтобы затушить одну-единственную свечу, горящую в мягкой тьме пещеры. Маленький светлячок трепетно подёргивается, бросая гротескные теневые образы на неровные, поросшие застарелым мхом стены. …пустой… Кукловод не доносит руку до палящего огонька, кажущегося единственным живым существом здесь, в этой Богом забытой скалистой долине. Робкое пламя выдирает из объятий полумрака - Сасори почти слышит, как недовольно ворчит темнота – незнакомое ему лицо. Теперь незнакомое. …Дейдара… Не знающему обывателю могло показаться, что светловолосый юноша мирно спит, прислонившись к мягкому ковру из мха. Безупречные черты лица, почти девичьи ресницы, приоткрытый рот, будто юноша вот-вот сделает глубокий cпокойный вдох, затем заворочается и перевернётся на другой бок. …взгляд… Кукольник остро нуждается в том, чтобы увидеть его глаза – ярко-голубые, с пляшущими в глубине бесенятами. И, словно в ответ на безмолвную просьбу, веки приподнимаются. Что ты наделал, Сасори? Прямо в глаза Кукловода смотрят блёклые, погашенные чужой силой колодцы. Стеклянные и пустые, бесконечно холодные и далёкие… В них нет ни следа бушевавших ранее чувств – только тупая бессмысленность, взрезающая живое сердце, мерно бьющееся в груди Сасори. Кукольник отворачивается – ему жутко смотреть в эти глаза, которые всего несколько часов назад пылали радостью, в которых было столько чувств, надежд и страхов, способных вместить в себя целый мир. Но даже спиной он словно чувствует, как их холод пронзает его спину, невидимым сверлом добирается до единственного, что в нём осталось от живого человека – до сердца. Добирается, чтобы разорвать его на ошмётки, с воем вспороть грудную клетку своего убийцы, своего напарника, своего данны… Красота требует жертв. Вечная красота – вечной жертвы. Красота – это искусство. На что ты готов ради этого глупого слова, Кукловод? Сейчас он смотрит на новую, безупречную марионетку – никогда он ещё не работал над куклой так долго и так тщательно. Без единого изъяна, безупречность, красота, одухотворённость… бездушие. Сасори никогда не признается даже самому себе, как порой ему было приятно, когда восторженные глаза этого ребёнка оборачивались на него, какая в них была гордость, обожание. И – ни крупицы страха и рабоплётства. Это ему нравилось больше всего. И Кукольник страстно возжелал, чтобы это светловолосое недоразумение сопровождало его вечно. Такой тёплый, живой, радостный – словно воплотил в себе всё, чего лишился Сасори. Он не мог бы противостоять ему, даже если бы захотел. Неважно, как громко кричал бы Дейдара, рано или поздно деревянные, не чувствующие никакого напора руки данны приковали бы хрупкое тельце к операционному столу. И совершили бы своё дело. Так радуйся же, Кукловод! Почему ты молчишь? Почему нет радости от того, что мечта пришла к исполнению? Его глаза. Кукольника сжигала цель заставить их смотреть на мир всегда. И что же? Теперь они светятся, но только отражая чужой свет. Теперь они красивы, но всего лишь вложенной, неестественной красотой. Теперь в них нет души. Тебе ведь отчаянно хочется снова услышать его голос, снова услышать, как с его губ слетает нежно-трогательное «Сасори-данна». Его глаза стали целью. Ищущий пылает готовностью достичь цели, найти, овладеть, не сдаваться в поиске… И найденная цель внезапно перестаёт быть желанной. Теперь Дейдара – лишь один из многих. Безликая марионетка, всецело преданная своему Кукловоду. Его исключительность исчезла, испарилась, как утренний туман. А слёзы не текут. Деревянное тело Сасори не предназначено для проявления каких-либо чувств. Горло словно сжимается до боли, но это лишь отголоски инстинктов живого тела. Ему кажется, что стеклянные глаза жжет солёная влага. Но впервые после долгих лет желающие заплакать глаза уже не в состоянии это сделать. Кукловод не может забыть последнего взгляда синих детских омутов, в которых крутится безумная смесь страха, обиды и понимания. И – то, что «его данна» предал Дейдару. Не слишком ли дорогая цена за невыполнимую прихоть, Кукловод?
